Олимпийская чемпионка Пекина в эксклюзивном интервью «МК» о том, что «стальная девочка» — это комплимент, о праве на пустоту после победы, боязни помешать Липницкой и грамотном отсутствии детской мечты выиграть Олимпийские игры.
— Аня, в Пекине ты сказала, что гора с плеч упала. Потому что свой максимум показала в нужном месте и в нужное время. А потом была торжественная встреча в Москве…
— И как же она была нужна! Когда узнала, что нас будут встречать, мелькали мысли: после самолета, длинная дорога, тяжело. Но когда мы выходили на сцену… это настолько непередаваемые эмоции, такое чувство невероятной гордости! И именно то, чего мне очень не хватало в Пекине. Огромный зал, такая энергетика собравшихся, которую ничем невозможно заменить. Я это ощущение просто обожаю.
— С Александром Большуновым познакомилась до совместного поднятия флага России в Москве?
— Увидела его в аэропорту, говорю Даниилу Марковичу (Глейхенгаузу. — Ред.): «Держите телефон, сфотографируйте меня, пожалуйста!» Да, сама подошла. Я им просто восхищаюсь! А Большунов, когда меня увидел, сказал: «Какая ты миниатюрная»…
— Аня, тебя очень часто называют фигуристкой со стальными нервами, если проще, стальной девушкой. Не возражаешь?
— Я думаю, что это все же приятный комплимент для спортсмена, потому что одна из самых важных составляющих для выступления в любом виде спорта — справиться с волнением, нервами. Так что, мне приятно.
— В Пекине призналась, что хочется тишины после победы. Но уже через сутки после прилета возобновила тренировки.
— Да, тренировки начала с 23-го числа. А несколько дней после соревнований была абсолютная пустота внутри. Никаких мыслей, эмоций. Я понимала, что, наверное, впервые в жизни могла провести целый день, вообще ни о чем не думая. Какой-то внутренний диалог веду. И тут впервые — абсолютно ничего. Полная пустота.
— Она испугала?
— Нет, я не старалась это исправить. И даже не старалась себя убедить в том, что я должна что-то почувствовать. Не заставляла себя радоваться или грустить. Решила, что лучше просто дать себе время: нет мыслей в голове, значит, так сейчас и должно быть. И мне кажется, это было правильно. Мне нужно было это время. Мысли уже возвращаются. И сейчас могу со спокойной душой думать обо всем. Я вернулась полностью к нормальной себе, так можно сказать.
— Как и любому спортсмену, в карьере тебе пришлось преодолевать разное. В 13 лет, например, был перелом ноги. Когда спортсмен достиг уже каких-то вершин и возвращается после травмы, это понятно, а как себя возвращать через преодоление, когда этих побед еще нет?
— Не соглашусь. Заниматься фигурным катанием я, как и большинство, начала в три с половиной года. Поэтому к тринадцати годам ты как раз провел практически всю свою жизнь на катке, ты не знаешь другой жизни. Возможно, когда ты взрослый и за плечами титулы, у тебя как раз есть понимание, что в жизни есть еще что-то, кроме фигурного катания. А в 13 ты знаешь, что всю жизнь стоишь на коньках, ждешь и мечтаешь о взрослых соревнованиях. Поэтому даже и мысли не возникало тогда, что всё надо бросить. Всё главное еще не началось, ты шел-шел, чтобы сейчас все началось… и — бросить? Я не убеждала себя, что буду кататься, я просто ни разу не задумалась, что мое катание останется в прошлом.
— Но на ногу-то страшно было смотреть?
— Ну, она была в гипсе, чего там страшного?
— Нет, после гипса…
— Да, она была… Все мышцы абсолютно спали, нога выглядела не лучшим образом. Так скажу.
— Деликатно. Большой спорт — это совсем иной образ жизни. Начиная с подъема в 4.30 утра…
— Да, я помню, как у нас в течение нескольких лет тренировки на льду начинались в шесть утра. А до этого надо было приехать и еще размяться, поэтому подъем в 4.30. Если бы сейчас у меня тренировка была в шесть утра, то вставала бы, конечно, намного раньше. Потому что сейчас разминка дольше, ответственнее ко всему подходишь.
Но, знаете, на самом деле для ребенка это совсем не испытание, потому что у него просто перестраивается режим. Он ложится в семь вечера, встает рано, ему кажется, что это обычное утро. А вот мамы… Моя мама, конечно, герой, подстроила жизнь под фигурное катание, возила и возилась со мной и сестрой, ничто ее не смущало.
— Многие спортсмены ведут дневники. Не только спортивные. Дневник — это твоя история?
— Я пробовала, но, наверное, все-таки не моя. У меня не получается искренне выплеснуть на бумагу все, что я чувствую. Мне проще внутри все обдумывать, я даже переживаниями особенно не делюсь ни с кем, мне проще самой с собой все отрегулировать…
— Ты появилась в группе Этери Тутберидзе в олимпийский сезон Сочи-2014, на льду тогда готовилась Юлия Липницкая, тебе девять лет. Помнишь свои ощущения?
— Помню не свои тренировки, а то, как наблюдала за другими, в том числе и Юлей. У меня в тот момент вообще успехов не было, дни были рутинные и монотонные, шло изучение тройных прыжков. И без особого прогресса. Конечно, я восхищалась старшими. Я первый раз попала на лед к спортсменам такого уровня. И даже не знала, как правильно себя вести на льду. Это приходит с опытом.
— Как не помешать?
— До этого я каталась на льду, где было 30 маленьких детей, это совершенно другая скорость. А тут около 10 спортсменов, все происходит на огромной скорости, и я не знала, в какой момент я им помешаю, в какой нет. В итоге, конечно, постоянно всем мешала, не могла понять, что мне сделать, как и куда спрятаться на льду.
Сейчас уже все это автоматически происходит: кто-то заходит на прыжок, ты отслеживаешь, знаешь, куда тебе надо отъехать. А тогда не понимала. Но и сегодня с зарубежными спортсменками, конечно, надо быть на совместной тренировке чуть внимательнее. Это когда свои катаются, то мы знаем: заход на прыжок, траекторию, программу, кто и куда поедет.
— Журналисты в длительные командировки берут второй компьютер. Для тебя это норма — брать с собой второй комплект ботинок?
— Нет, я первый раз взяла. Обычно поездки бывают на три–пять дней. И за такой срок при всем желании, что бы ни случилось, заменить коньки не получится. А здесь — мы уезжали на сборы в Красноярск, потом две недели тренировок в Пекине, поэтому запасная пара нужна была. Было понятно, что за две–три недели может и случиться что-то, и будет время как-то это исправить. И нужно к этому быть готовой.
— А коньки, которым на момент короткой программы было три дня, вообще не раскатанные были?
— Нет, абсолютно новые.
— Тоже норма? Надеваешь и спокойно едешь?
— Ну, не то чтобы спокойно. Думаю, по тренировкам видно было, что какой-то процесс идет. Было другое удивительно: в новых коньках выйти сразу на официальную тренировку. В «Хрустальном» я привыкла, что выхожу и начинаю работать — все тренеры в курсе того, что я в новых коньках, но стараюсь выполнять полный объем работы. И у меня есть возможность выйти на дополнительный лед, то есть за один день прокататься много часов. А в Пекине получалось, что у меня есть буквально тридцать-сорок минут на тренировке, чтобы раскатать их. И при этом шла официальная тренировка, включение музыки, это конечно, немного стрессовая ситуация была. Хотя я была к этому готова и как раз рассчитала время до произвольной программы, чтобы привыкнуть к конькам. Первые дни все шло не самым лучшим образом, но я знала, что так будет, важно было привести все в норму к произвольной программе.
— А это была первая замена коньков в сезоне?
— Нет, я чаще, чем хотелось бы, меняю коньки, поэтому в конце сезона буду пробовать другую модель. Это проблема последних сезонов: как только начала прыгать больше четверных прыжков, ботинки стали чаще ломаться, теперь по пять-шесть раз в сезон приходится менять. Это мешает, конечно, тренировочному процессу, но в олимпийский сезон я не стала экспериментировать с моделью.
— Ты подошла к Пекину на пике формы, осознавала это?
— Я всегда очень внимательно отношусь к своим ощущениям. И примерно представляла, как я буду набирать форму, после каждой тренировки отмечала про себя: насколько правильно продвигаюсь к цели, чтобы показать максимум именно.
— Аня, а если бы в произвольной программе на Олимпийских играх надо было три четверных прыжка исполнить?
— У меня нет понятия: надо или не надо. Я исходила из своих возможностей.
— Не только стальная, но и правильная девушка, таков образ. Это тоже комплимент?
— Мне не нравится, когда люди утрируют или идеализируют человека. Я никем не притворяюсь. И не стараюсь казаться ангелом или абсолютно идеальным человеком. Не стараюсь никого из себя строить. Но при этом только из интервью люди не могут на сто процентов понять, какой я человек. Тем более, что первое время я вообще стеснялась давать интервью.
— В этом году школа заканчивается, поступать будешь куда-то?
— Планирую учиться на тренера и продолжать кататься, совмещать учебу и спортивную карьеру не так легко. Я еще не определилась с будущим, но, возможно, мне это пригодится. А дальше постараюсь найти себя. К сожалению, явных предпочтений еще нет. У меня, наверное, фигурное катание настолько всё в жизни занимает, что пока ничего больше так сильно не интересует.
— В Пекине ты неожиданно для многих сказала, что никогда в детстве не ставила целью стать олимпийской чемпионкой. Причем подчеркнула, что говоришь честно. Задам популярный вопрос: а что — так можно было?
— Я давно об этом думала. И совсем не поддерживаю, когда дети с раннего возраста говорят: что их цель выиграть Олимпиаду. Иногда это искренне идет от ребенка, но чаще от взрослых, которые внушают, что Олимпийские игры — главная цель любого спортсмена. Ребенок слушает, слушает и, допустим, в три–четыре года ставит перед собой цель, даже не понимая, что нужно сделать для ее достижения. Чего это будет ему стоить? Какой у него будет путь? На мой взгляд, это неправильно.
Да, всегда должны быть цели. Ребенок в этом возрасте может мечтать выиграть первенство среди своего возраста. Может мечтать освоить новый прыжок — двойной. Но он пока не может понять, что спрятано за мечтой стать олимпийским чемпионом. Цели должны быть реальными. Что случится дальше с этим ребенком, никто не знает. И сколько боли и разочарований будет от того, что мечта детства не сбылась.
— А что для тебя спорт вообще?
— Если не говорить о том, что это моя жизнь… То это моя возможность реализовывать себя. Потому что в 17 лет далеко не каждый человек имеет возможность реализовывать свои амбиции, потенциал, найти дело, в котором он чувствует себя в своей тарелке. И не просто реализовывать себя, но еще и получить возможность показать это огромной аудитории, которая может следить за выступлениями, успехами или поражениями, за моей спортивной дорогой.
— Ты говоришь, что не приезжаешь на старты с ощущением себя фаворитом, но уезжаешь-то чемпионкой…
— Значит, все правильно делаю.
— Смеешься, но права. И то, что многие называют «прокатом жизни», тебе удалось уже не раз. А можно сравнить по эмоциям, например, феноменальный прокат в Челябинске на чемпионате России и в Пекине на Олимпийских играх?
— Нет, я бы не стала сравнивать. На чемпионате России получилась, я бы сказала, такая киношная драматичная история. И в конце мне не верилось, что после тех трудностей может быть хэппи-энд. После окончания проката были невероятные эмоции, что я сделала невозможное, была какая-то нереальность всего происходящего.
А в Пекине, наверное, все просто счастливо сложилось. Не было никакой драмы, я говорю про себя лично, просто праздничный момент: изо дня в день я работала на тренировках, старалась не обращать внимания на трудности. Шла по нарастающей, набирала форму, и в нужный момент все получилось. Скорее, это счастливая история без драмы. И после проката все же другие были эмоции — абсолютного счастья, радости.
— В «Хрустальном», говорят, массово поселились Дунь Дуни?
— Я постаралась привезти всем, кто меня просил. Да, давали, что называется, одного в руки, но был небольшой секретик. Фигурное катание в Китае очень любят, когда мы приходили, все продавцы просили автограф, фото, и это был самый подходящий момент, чтобы выпросить побольше талисманов. Поэтому набрала максимальное количество Дунь Дуней, которое влезло в чемодан.
— Самое яркое впечатление — вспышка Пекина?
— Произвольная программа и… несколько секунд после. Самые незабываемые. До выхода со льда.
Ей можно.
Мама из двойни. Тетя одно лицо с мамой.
привезла запасную пару и не какой трагедии, уважаю 
